Наступивший недавно третий этап развития правового регулирования отношений, связанных с несостоятельностью (банкротством), может быть охарактеризован как продолжение и развитие реформы законодательства о несостоятельности, начатой в 1998 г. Для него характерны детализация и конкретизация основных положений указанного законодательства с одновременным концептуальным изменением в правовом регулировании отдельных институтов несостоятельности. В частности, неизменным остался подход к определению критериев и внешних признаков несостоятельности (с известной долей модернизации их количественного выражения), значительной детализации подвергнуты известные процедуры несостоятельности: наблюдение, внешнее управление, конкурсное производство, мировое соглашение.
К числу изменений правового регулирования несостоятельности могут быть отнесены следующие законоположения: об основаниях возбуждения дел о банкротстве; о требованиях, предъявляемых к арбитражным управляющим, порядке их назначения и контроле за их деятельностью; о новой реабилитационной процедуре финансового оздоровления должника; об очередности удовлетворения требований кредиторов в конкурсном производстве; об особенностях несостоятельности (банкротства) стратегических организаций и субъектов естественных монополий.
Следует заметить, что законодательство о несостоятельности (банкротстве) и практика его применения действительно нуждались в реформировании, поскольку некоторые законоположения не только не препятствовали чисто механическому возбуждению дел о банкротстве, но, как оказалось, не исключали возможности различного рода злоупотреблений со стороны должников, кредиторов, арбитражных управляющих. Поэтому разумно было ожидать, что изменения и дополнения, вносимые в Федеральный закон, будут направлены, прежде всего, на устранение выявленных недостатков и пробелов в правовом регулировании несостоятельности (банкротства). И целый ряд новелл действительно служит этой цели. Однако, как показывает ознакомление с текстом нового Закона, этим дело не ограничилось: он содержит ряд новелл, появление которых никак не может быть объяснено целью устранения недостатков в действующем законодательстве. Более того, некоторые новые законоположения при их реализации могут породить такие проблемы, с которыми ранее не сталкивались ни должники, ни кредиторы, ни арбитражные суды.
Например, в первой же статье Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" содержится норма о том, что действие указанного Закона распространяется на все юридические лица, за исключением казенных предприятий, учреждений, политических партий и религиозных организаций. Суть изменения состоит в том, что значительно расширяется круг потенциальных банкротов из числа некоммерческих организаций; ранее под действие Закона попадали лишь потребительские кооперативы, а также благотворительные и иные фонды. Трудно объяснить, зачем понадобилось распространять риск банкротства, скажем, на общественные организации и объединения, торгово-промышленные палаты, творческие коллективы и ассоциации и иные некоммерческие организации, которые в соответствии с Гражданским кодексом РФ (п. 3 ст. 50) могут осуществлять предпринимательскую деятельность лишь постольку, поскольку это служит достижению целей, ради которых они созданы, и соответствующую этим целям.
Кроме того, данная норма вступает в противоречие с п. 1 ст. 65 ГК, а ведь согласно п. 2 ст. 3 ГК нормы гражданского права, содержащиеся в других законах, должны соответствовать Гражданскому кодексу. Правда, Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ счел, что указанное противоречие представляет собой скорее техническую оплошность законодателя, "забывшего" внести необходимые изменения в ст. 65 ГК, нежели результат его волеизъявления, и допустил применение соответствующего положения, содержащегося в ст. 1 Закона о банкротстве (п. 2 Постановления от 8 апреля 2003 г. N 4).
Большие сомнения вызывает также предлагаемая Законом новая организация деятельности арбитражных управляющих исключительно через так называемые Саморегулируемые организации. Данное направление развития российского законодательства, когда арбитражный управляющий ставится в полную зависимость от своей саморегулируемой организации, расходится с мировыми тенденциями развития института несостоятельности, для которых, напротив, характерно стремление к независимости антикризисных управляющих.